За 8 лет моей жизни в Австрии я много раз задавал себе вопрос, почему же здесь, в чужой стране, я ощущаю себя лучше, чем на родине? Вроде бы так не должно быть, или всё-таки должно? Я решил поискать информацию в научной литературе и смог собрать немало интересных сведений для себя, которые, вероятно, станут полезными ещё кому-то. 

Важно: данная информация может быть неподходящей лично для вас, и это совершенно нормально. Но я хотел бы поделиться собственными наблюдениями об эмиграции и адаптации, так как, возможно, эти мысли помогут кому-то принять правильное решение. 

Когда я жил в России, особенно в годы после аннексии Крыма, меня не покидало ощущение морального напряжения. Это чувство не возникло внезапно, оно копилось годами — от столкновений с грубостью в общественных местах до невидимого, но постоянного давления быть кем-то, кем ты не являешься. Я родился и вырос в Краснодаре, в классической советской интеллигентной семье, где папа — кандидат математических наук, а мама — преподаватель в университете. Это самая стандартная семья воспитанных и ненаглых людей в постсоветском пространстве. Меня учили говорить «пожалуйста» и «спасибо», не перебивать собеседника, особенно старшего, не повышать голос в споре, уважать личные границы — словом, всему тому, что в современной путинской России часто считается «излишней вежливостью» или даже слабостью. В какой-то момент я понял: дело не в конкретном городе, не в каком-то отдельном эпизоде, а в осознанной политике государства.  

Это ощущение — быть «слишком мягким» для собственного общества — часто встречается у тех, кто воспитан в атмосфере интеллигентности и эмпатии, но вынужден существовать в культуре, где доминируют агрессия, сарказм, демонстративное безразличие к чувствам других. Кто-то умеет абстрагироваться, кто-то — адаптироваться, а кто-то — учиться у большинства. Но это моё несовпадение с ментальной нормой оказывает прямое влияние на психику. Психолог Эдриан Уэллс, один из ведущих специалистов по метакогнитивной терапии, писал о том, как несоответствие между внутренним «я» и внешними ожиданиями усиливает тревожные состояния и депрессию. В обществе, где хамство — это стратегия выживания, а не девиация, те, кто не умеет или не хочет быть агрессивным, оказываются в уязвимом положении.

После переезда в Австрию ситуация изменилась, но не сразу — адаптация к новому культурному коду требует времени, особенно если ты взрослый человек. С каждым месяцем я стал чувствовать, что моё поведение больше не воспринимается как слабость. Вежливость здесь — это не акт самоуничижения, а норма. Уважение к чужим границам — это не «манерность», а стандарт. И это производит на психику эффект, который трудно переоценить. Когда ты больше не должен защищаться от общества, твоя энергия высвобождается для жизни. Ты можешь увидеть человека «из своего прошлого», но чаще всего он будет говорит на русском языке или на одном из балканских языков. 

Оказалось, что существует целый ряд исследований, подтверждающих, что миграция в страны с более высоким уровнем социальной эмпатии и межличностного доверия может способствовать психологическому восстановлению у людей с интровертным, неагрессивным, высокочувствительным характером. Например, исследование, проведённое в Университете Хельсинки (Kujala et al., 2015), показало, что у мигрантов, переехавших в более эмпатичные общества, уровень кортизола снижался уже в течение первых месяцев. А американский психолог Адам Грант в своей книге Give and Take прямо пишет о важности совпадения личностного типа с доминирующим общественным поведением для ментального здоровья и социальной самореализации.

В России я часто чувствовал себя как человек, говорящий на чужом языке — не только в прямом, но и в культурном смысле. Я не понимал, почему нужно быть «жёстким», чтобы тебя уважали, почему сочувствие вызывает у окружающих раздражение, почему скромность воспринимается как недостаток, а не достоинство. В Австрии эти внутренние сомнения исчезли. Я впервые за долгие годы начал ощущать, что мой характер — это не проблема, а личный способ быть в мире.

Когда я начал замечать, что больше не возвращаюсь домой с внутренним комом в горле после обычной поездки в транспорте или похода в супермаркет, я понял: адаптация к новой среде — это не просто «привыкание к другому языку», а глубокое психологическое выравнивание. В России я научился быть настороже: не смотреть в глаза прохожим, не ждать, что кто-то уступит место, быть готовым к грубому окрику в очереди. Такие шаблоны поведения формируются неосознанно, но они глубоко врезаются в структуру личности, особенно если ты живёшь в такой культуре с рождения. В Австрии я начал постепенно отучаться от них — и это стало для меня формой психологической терапии.

Это отвыкание от внутренней настороженности не означает, что в Австрии всё идеально или что в этой стране нет конфликтов. Но здесь иначе устроено социальное взаимодействие. С раннего детства детей учат уважать чужое пространство, вести диалог спокойно, контролировать эмоции и понимать, что общество — это не поле для доминирования, а среда для сосуществования. С точки зрения психологии развития, это формирует так называемую культуру «высокой эмоциональной саморегуляции». Такие выводы можно найти, например, в исследованиях Института прикладной психологии при Университете Граца, где отмечается, что австрийские школы делают акцент не на дисциплине как подавлении, а на саморегуляции и сотрудничестве.

Для меня этот контраст стал особенно очевиден, когда я заметил как местные родители, учителя, воспитатели общаются с детьми. Они говорят с ними как с равными, не навязывая, а объясняя. Не как в российской школе, где крик считается методом педагогики, а унижение — средством воспитания. После эта же система практикуется на многих местах работы. 

В России во мне годами формировали внутреннюю установку «будь удобным или будь сильным», в то время как в Австрии я увидел третью опцию — «будь собой и будь уважительным». Это освобождает.

Я всё чаще задумываюсь, насколько характер человека, его воспитание, привитая ему деликатность и несклонность к постоянной к агрессии — не просто черты личности, а «социальная инвалидность» в токсичной среде. Но если поменять саму среду, «инвалидность» превращается в силу. Это не просто игра слов. Смена контекста даёт человеку шанс пересобрать представление о себе. В России я в каких-то моментах казался себе слабым. В Австрии — воспитанным и устойчивым.

Психологическая теория person-environment fit (совпадения личности и среды), широко используемая в организационной и клинической психологии, утверждает, что адаптивность и психологическое благополучие зависят от того, насколько личные установки, ценности и поведенческие шаблоны человека совпадают с нормами окружающей его среды. Когда совпадения нет — возникает дистресс. Когда есть — появляется пространство для роста. Это применимо не только к рабочей среде, но и к культурному фону жизни в целом. Я бы сказал даже шире — для многих людей переезд становится не побегом, а возвращением. Возвращением к себе настоящему, освобождённому от необходимости постоянно объяснять, оправдываться, защищаться.

Сегодня мне становится хорошо видно, что я даже не знал, как сильно уставал от постоянного морального напряжения, пока не оказался в среде, где этого напряжения нет. Это не значит, что Австрия — страна ангелов. Но здесь есть одна простая, но глубоко человечная черта — уважение к частному пространству другой личности. Даже если ты незнакомец.

Мне часто пишут эмигранты из России, которые находятся в состоянии внутреннего конфликта: с одной стороны, им тяжело адаптироваться, с другой — возвращение кажется невозможным. Я понимаю это напряжение. Но я также знаю: если вы чувствовали себя чужими в обществе, где ценятся грубость, давление и саркастическая мизантропия, — скорее всего, проблема не в вас. Скорее всего, вы просто родились в культуре, не совместимой с вашей психикой. И переезд может стать не утратой, а возвращением. Возвращением в норму. В ваш внутренний дом.

Если вы чувствуете, что вам трудно жить в культуре давления, если вы устали от агрессии, если вы внутренне настроены на уважение, честность, деликатность — не позволяйте себе поверить, что с вами что-то не так. Вероятно, вы просто не в том месте. А мир — он больше, чем границы вашего паспорта. И в этом мире есть страны, где быть воспитанным — это не диагноз, а достоинство.

Я не утверждаю, что эмиграция — это универсальный рецепт. Но для многих из нас — это возможность впервые в жизни почувствовать, что себя не нужно переделывать. Что себя можно просто принять. А за этим принятием, как ни странно, приходит не слабость, а сила. Сила быть собой. Без оправданий. Без масок. Без страха.