В сентябре российские дроны нарушили воздушное пространство Польши. Польский аналитик по вопросам обороны и безопасности Марек Сверчинский — об Украине, Сувалкском коридоре и настроениях в Польше.
STANDARD: вы только что были в Украине и участвовали в мероприятиях с экспертами по безопасности. В какой точке этой войны мы сейчас находимся?
Сверчинский: все надежды на то, что усилия правительства США под руководством президента Дональда Трампа в ближайшем будущем принесут что-то позитивное, развеялись. Следовательно, для Украины не просматривается переговорный мир. Россия индустриализировала свою стратегию или тактику ударов дронами по Украине. И, как всегда, когда приближается очередная зима, страна сильно обеспокоена последствиями для критической инфраструктуры — в частности, в сферах отопления и электроснабжения.
STANDARD: одновременно приближается четвёртая годовщина полномасштабного вторжения, и Украина, вопреки первоначальным ожиданиям многих западных наблюдателей, всё ещё обороняется.
Сверчинский: Украина выработала стратегию против России — использование созданных в условиях войны собственных технологий для глубоких ударов по территории России. Киев рассчитывает тем самым на каскадный эффект: когда поражаются важные объекты энергетической и топливной инфраструктуры, это приводит к проблемам в реальной жизни людей в России и, возможно, к новой динамике, благоприятной для перемирия или мирных переговоров. Большая надежда состоит в том, что Россия будет поражена столь сильно, что рухнет. Но, конечно, это крайне маловероятно.
STANDARD: маловероятно и то, что Дональд Трамп преуспеет в своих усилиях вскоре завершить войну.
Сверчинский: с сегодняшней точки зрения никто не считает, что инцидент с Польшей был случайным. Это была проверка. И сотрудничество внутри НАТО, на мой взгляд, сработало. Польша сослалась на статью 4 и попросила Альянс о консультациях. С тех пор как последовали очень чёткие заявления государств НАТО и с тех пор как Дональд Трамп сказал, что мы можем сбивать российские самолёты в нашем воздушном пространстве, ситуация успокоилась. Пока что.
STANDARD: находится ли сегодня Европа уже в состоянии войны?
Сверчинский: мы находимся в своего рода предвоенном времени. В Польше велись эти дискуссии уже давно. Мы осознали, что угроза не стоит на пороге, но она реальна. Ибо Владимир Путин склонен вполне открыто сообщать о своих целях и намерениях. И он действительно сделал это до войны в Украине — в декабре 2021 года — по отношению к западному сообществу.
Ему с самого начала был важен не только вопрос Украины. Речь шла о всей структуре безопасности в Европе, особенно на восточном фланге. Россия хочет «серую зону» в вопросах безопасности, снизить присутствие и возможности НАТО. Они не принимают того, что Украина связана с НАТО или ЕС. В российской логике ЕС почти равнозначен НАТО. С учётом амбициозной дорожной карты по перевооружению Европы ЕС всё больше становится организацией безопасности.
STANDARD: Польша граничит с российским анклавом Калининград и с Беларусью. «Сувалкская брешь» снова и снова называется слабым местом НАТО. Насколько это утверждение оправданно?
Сверчинский: Сувалкский коридор — это участок суши длиной менее 70 километров. До войны, прежде чем мы увидели, на что способны и на что не способны российские вооружённые силы, мы сильно опасались, что они смогут преодолеть этот коридор и соединиться. Сегодня я бы сказал, что мы боимся меньше — просто потому, что НАТО усилила своё присутствие. Польша значительно нарастила свои возможности. Мы разместили польскую дивизию на севере. По другую сторону границы находятся возглавляемая Германией литовская бригада и литовская дивизия. Поэтому, что касается конвенционального сухопутного вторжения, я не думаю, что сегодня мы находимся в каком-то «режиме паники».
STANDARD: поначалу солидарность с Украиной в Польше была велика — была принята почти миллионная группа беженцев. Между тем отношение к украинцам изменилось. Как это произошло?
Сверчинский: сразу после начала войны поляки открыли дома. Некоторые говорят, что они открыли свои сердца — и, безусловно, кошельки. Постепенно вмешалось государство и решило предоставить украинским беженцам бесплатный доступ ко всем публичным услугам — независимо от того, вносят ли они вклад в экономику через работу или нет. А также — живут ли они в Польше или нет: ведь было много случаев, когда люди переходили границу с Украиной туда и обратно, и было трудно установить, где они фактически живут.
Со временем у польских женщин и мужчин возникли вопросы: почему мы видим так много дорогих автомобилей с украинскими номерами в центрах польских городов? Почему по ночам в центре Варшавы и Кракова в основном слышна русская речь, а не украинская — хотя речь идёт об украинских гражданах? И почему вдруг учреждения здравоохранения ещё больше переполнены, а очереди действительно стали длиннее? Это совпало с ростом популистских правых движений, которые, конечно, существовали и раньше.
STANDARD: эти дорогие автомобили, кажется, раздражают людей и в других европейских странах — эта тема всплывает снова и снова.
Сверчинский: могу лишь сказать, что польское общество на самом деле не знало, как устроена жизнь в Украине. Мы хорошо знаем западную часть Европы, знания же о Востоке весьма ограничены. Вероятно, по отношению к Украине существует своего рода национальный патернализм, комплекс превосходства. Мы знали, что в Украине много очень богатых людей; но думали, что речь идёт о тех самых сверхбогатых олигархах, которые живут на Лазурном берегу или где-то далеко. И, вероятно, многие не могли себе представить, что в Украине существует более обеспеченный средний класс.
Это перевод новостной статьи австрийского издания. Источник: derstandard.at
