Я уже и не вспомню, сколько «дней дна» было с начала вторжения. И всё же Киев, несмотря на ночные взрывы, комендантский час и постоянную тревогу, долго оставался городом, где жизнь как-то держалась, городом, в котором после ночи ракет и дронов можно было словно перевернуть страницу — и, усевшись в кафе с чашкой капучино, вернуть себе хрупкое «как будто всё нормально».
Теперь эта зыбкая нормальность пошатнулась. По дням и вечерам ползёт медленная, беззвучная пытка — холод и темнота. Утро начинается так же, как закончился вечер: без электричества. А вместе со светом останавливаются насосы — вода не доходит до четвёртого этажа. В раковине копится посуда, стиральная машина не работает, батареи остывают. Приходится менять собственные приоритеты — и понимать, насколько мы привязаны к мелким ритуалам. Газовая плита ещё работает.
Но последствия ощущаются — усталость, раздражительность. Подруга Анастасия за ужином надевает новые очки: зрение, говорит, стало хуже — то ли из-за постоянных экранов на работе, то ли от ночей, когда люди следят в Telegram за маршрутами дронов и всполохами пожаров по районам. Когда кафе закрывается к началу комендантского часа, Анастасия предпочитает ещё немного пройтись перед тем как подняться домой: она одна в новостройке на 11-м этаже. Когда гаснет свет, лифт становится бесполезен, остаётся только лестница — шахта полной темноты, где не знаешь, кого встретишь. Это чувство знакомо и мне. В подвале моего дома — открытое убежище: его заново отремонтировали, оно доступно всем; теперь там часто ночуют бездомные.
В супермаркетах внезапно замирают эскалаторы. На тротуарах ревут генераторы и чадят выхлопом. В квартирах щёлкают EcoFlow — чемоданные аккумуляторы, а на брелоках у многих болтаются мини-фонарики, будто новый обязательный городской аксессуар. После раннего заката улицы проваливаются в темноту. И становятся опасностью сами по себе — как и тротуары: с выбоинами, кое-как залатанные или скользкие от мороза. Одна знакомая журналистка пару лет назад в такой тьме едва не разбила нос. Другие рассказывают, как их чуть не задели машины, когда отключались светофоры.
Киев переживает веерные отключения с первых массированных обстрелов энергетики. Но такой частоты и силы, как в последние недели, ещё не было. Серии ночных ударов вывели из строя ТЭЦ и подстанции — многие из них и раньше держались на «заплатках», без запчастей. Крупные энергокомпании сообщали, что выработка падала до нуля: всё, что было восстановлено беспрерывным трудом, снова превращалось в руины. За очередной «сиреной и вспышкой» часто следовала новая волна гибели и разрушений — в том числе участков городского теплоконтура.
Иногда электричества нет 10 часов подряд, иногда — 15. Помогает разве что городское приложение с расписанием отключений: пуш-уведомления с эмодзи-фонариком предупреждают, когда свет вот-вот выключится или появится. Все сходятся в одном: впереди самый тяжёлый зимний сезон. Другая подруга, Юля, решила уехать: самый ранний поезд до Польши, дальше — Греция, а там, возможно, Берлин. Рядом с Херсоном — там, где она выросла — сейчас оккупация. Она не верит, что увидит родительский дом снова, говорит, что уже и не думает об этом.
3 года назад казалось, что в воздухе — эйфория и надежда. Мечтали о Крыме, о новых наступлениях, о военном успехе. Теперь, за месяцы до очередной годовщины полномасштабной войны, настроение приглушённое, измотанное. О переговорах почти не говорят серьёзно. Перемирие кажется далёким.
Пока на фронте продолжаются бои, а украинские части испытывают давление не только под Покровском, но и под Харьковом и Запорожьем, в Киеве всплывают старые, казалось бы, забытые паттерны. Расследования говорят о десятках миллионов евро, «исчезнувших» при строительстве — точнее, при нестроительстве — защитных сооружений для энергообъектов. Эти укрытия могли бы спасти ТЭЦ и подстанции от ударов дронов. За отставками министров и санкциями против фигурантов — близких к власти — последовали анонсы реформ в энергетике. Но общественное доверие сегодня как электричество: строится тяжело, теряется легко.
В соцсетях всё чаще звучит слово «госизмена». В комментариях копится злость. Товарищ, которого недавно мобилизовали — назову его Иван, — изредка пишет с передовой короткие сообщения о том, как исчезают сослуживцы — погибают, пропадают, дезертируют. Доверия к политическому руководству, говорит, у него и не было — у него другие заботы. «Надо просто выжить». Пока мы переписываемся, вдруг загорается свет. Мигают роутер, ноутбук, телефон и начинают заряжаться. «Как ты?» — спрашивает он. «Нормально», — отвечаю. В сравнении. На этот момент есть электричество и крыша над головой.
Это перевод новостной статьи австрийского издания. Источник: derstandard.at
